— Где вешать будем? Из каких размеров исходить?

Ага… тут тоже — определились. Уже легче.

— Слушай… мы же должны быть благодарны… ну там… Лесобирже — за ремонт. Совхозу — за поддержку, Сибкомбайну тому же — их ведь рабочие здесь тоже трудились.

Затеял Иван еще один стенд — типа «Строительство ведет СМУ… «рембырмыр»… директор — Пупкин, парторг — Васькин. Если все идет как надо — честь и хвала этим Пупкиным-Васькиным. А если затяжка со сдачей объекта — а вот у нас и виноватые уже есть! Мотивация называется!

Илья засомневался… но не устоял под напором демагога-попаданца.

«Ты что — сомневаешься в сроках сдачи объекта? Это… волюнтаризм, батенька! Если не вообще — троцкизм-утопизм! Хотя… у троцкизма же, второй характерный признак — ледорубизм, так вроде бы?».

Иван задумался — а где здесь иудушка, где — эта политическая проститутка? Ну… что его нет в газетах — это понятно. А вообще — он есть? Или уже — он был? И ведь не спросишь же в лоб:

— Не подскажите, а где сейчас бывший лев Революции? Жив или отдал душу — не известно кому? — и даже не понятно — а вот в этой реальности был вообще Лев Давыдыч, или как-то — обошлось?

«М-дя-я… здесь у меня… пробел. И надо поменьше иронизировать над всем этим, даже — про себя. А то — вякнешь что-нибудь про товарища Крупского… И не поймут ведь! Да ладно — если просто — не поймут! А то ведь — порвут как Тузик грелку, или в мрачные подвалы отведут, с обязательной дезинфекцией лба зеленкой!».

— Илья! А вот — твои знакомые комсомольцы… Они кто — какие-то высокие чины или как?

Илья сначала не понял, посмотрел на Ивана с недоумением, потом — развеселился:

— Да нет… Ты не так все понял! Я же не был ни в каком райкоме. Просто у меня дружок есть, Виктор — мы и в школе вместе учились, в последних классах, и сейчас — дружим. А вот у Виктора — есть сестра, Кира. Вот она у нас — активный комсомольский деятель. Очень активный, да, — тут Илья несколько смутился, снял очки и протер их платком, — то есть… она — комсомолка. Из таких… активистов, вот! Она и в мединституте, где учится — входит в бюро комсомола, и сейчас, летом — на общественных началах, в бюро райкома. Очень активная девушка! Вот я, когда у них в гостях дома был, в разговоре и упомянул, что не все гладко у меня выходит. И, как ты советовал, попросил ее, через райком — о содействии. А уж потом — она сама все организовала. Да они же сюда приезжали… Хотя… ты же тогда за стеклом ездил. Да… не видел ты их.

— А кого их? Ты говорил про одну девушку, а сейчас — вдруг — их?

— Да у нее еще подруга есть, тоже комсомолка. Вот они и приезжали тогда, посмотреть, что и как, чем помочь. Ведь это они и к директору совхоза ходили, и на Лесобирже были, и даже — в Сибкомбайн съездили.

«М-да… действительно — очень активные девушки! Что-то я их уже боюсь, таких деятельных комсомолок! Как-то с юности у меня сложились не очень хорошие отношения со всеми этими старостами классов, секретарями бюро, и прочими общественниками. Нет… понятно, когда человек таким образом карьеру делает. Это, конечно, плохо, но — понятно! А вот когда — на общественных началах, да без всякой личной заинтересованности… Тогда — ой! Лучше подальше от таких деятелей, тем более — девушек! Замудохают своими идеями, да активностью. Шило в жопе — это… неудобно как-то».

И Иван ушел с головой в творчество. Обговорив с Ильей вид аншлага клуба, вытребовал с того материалы, краски и кисти, начал творить! Хотя тут больше расчета и аккуратности, чем творчества и вдохновения. Ну какой художественный экстаз может вызвать вывеска? Да — никакого. Если она сделана качественно — тогда просто пройдет человек мимо, кинет взгляд и дальше пошел. А тут труд… кропотливый, мать его… труд!

Потренировался на разных бросовый материалах, выбрал шрифт, согласовал его с директором и — вперед! С непривычки ковырялся с вывеской аж три дня. Потом — закрыл ее стеклом, а рамку, чтобы влага не попадала, ему помог сделать Мироныч.

А ничего так получилось! Вполне аккуратно.

Потом Косову пришлось прерваться на оформление библиотеки. Из Лесобиржи привезли кучу досок, окромленных и выструганных, сухих и гладких. Вот и начали они собирать из досок стеллажи. И собрать их нужно было много — помещение все-таки большое, а его еще и разделить нужно — на зону с детской литературой, на взрослую, и на фонд читального зала.

Потом, когда стеллажи собрали, покрыли их морилкой, расставили по местам, и даже прикрепили к полу уголками. А то — рухнут, как домино, и пришибут кого-нибудь. Она, классическая литература — очень весома и вполне убийственна, в определенных ситуациях.

Постепенно клуб наполнялся всем необходимым. Так же с Ильей съездили и получили музыкальные инструменты — несколько гитар, пару гармоней, баян и один аккордеон. Над последним директор очень уж трясся — какой-то немецкой фирмы инструмент. Были еще несколько балалаек, и какая-то труба. В этом Иван не разбирался совсем. Как особо ценное имущество клубу был передан патефон с набором пластинок!

Оставаясь на ночное дежурство, теперь Косов брал гитару — все веселее! Директор заинтересовался, послушал как Иван бренчит, поморщился как от зубной боли… и взялся за его обучение. Косов сначала фыркал, что, мол, только для себя, что не мыслит себя матерым «игруном». Но Илью, что называется — закусило!

— Нам, со временем, нужно иметь свой ансамбль! Вот нас уже — двое: я и ты. Ничего! Подучу тебя и вполне справишься. Нам не в филармонии концерты давать. Но уровень нужно хоть какой-то — да дать!

Стенд с организациями-спонсорами Иван тоже оформил. И это — не прошло мимо внимания руководителей этих организаций. Тимофеич нажаловался, не иначе! Примчался директор Лесобиржи, потом директор совхоза и каждый с вопросами — «а зачем это?», «а как это?» и с предложениями — «не стоит так-то… вот!», «убрать это нужно!». Ну да — они тоже не дураки, чуют, чем вылезти это может. Но тут и директор клуба уперся, проявил характер!

Актовый зал, он же — зал для занятий музыкой, тоже привели в соответствие. Даже зеркала вдоль длинной внутренней стены повесили!